Гнездо.
МАХОPКА
Махровка или Махорка.
(одноглавная фантасмагория)
Ну, а если я напишу, что все персонажи и события выдуманные, вы что – поверите мне?
Список действующих лиц.
Глава 1, она же и последняя.
В комнате сильно пахло сыростью, рыжими тараканами и дешевым табаком. Не было света, газа, воды, мебели… ну, ничего не было. На дырявом полосатом матрасе, задрав на стену худенькие ножки, лежал Кинчев и задумчиво глядел в потолок. Он мучительно размышлял о прозе Хлебникова и думал, где бы содрать мелодию для новой песни. Кинчев был нестрижен, небрит и местами оч-чень грязен, но это ему не мешало.
Он меланхолично смахнул с носа обнаглевшего таракана и начал прикидывать по солнцу, сколько времени. "Блин, - подумал Костя. – Где все? Вроде договорились встретиться на моем флэту…"
Кинчев приподнялся, почесал пятку, выглядывающую из нестиранного носка, и с тоской посмотрел в окно.
"А где-то там идет возня, все подгребают под себя. Вот кто-то упал…" Это падшее существо Кинчев не узнал, а это спешил к любимому ученику на флэт сам Борис Борисович (в простонародье Б.Г., но эту аббревиатуру все расшифровывали по-разному, а Костя сам уже терялся в догадках, как лучше назвать "энтого великого…" – на этом месте Кинчев благоговейно вздыхал и замолкал). Тем временем Б.Г. резво трусил вверх по лестнице, прыгая через две ступеньки и напевая что-то вроде "и седой, с бородой, буду бегать с дудой", но все чаще вместо "буду" у него получалось Будду, а вместо "бегать" – БеГать".
Борис Борисыч с кряхтением влез на девятый этаж и начал раздумывать, где кинчевская квартира. Первые три попытки вычислить ее с помощью синусов и интегралов безнадежно провалились, и Б.Г. выставил на ветродуй послюнявленный пальчик. Дуло откуда-то снизу. Гребенщиков удивился и скосил глаз на пол: на бетоне уютно свернулся в калачик и во сне доедал чей-то полвичок Чиж; от него несло перегаром, слышалось что-то вроде "чижик-пыжик, где ты был? На Фонтанке пиво пил…". Чиграков, как всегда, врал – пил он далеко не пиво и даже не банальную водку, а модный питерский перегар. От перегара у него перегорел важный орган, отвечавший за ориентацию на местности, и вместо того, чтобы пойти домой, Чиж на автопилоте дошел до кинчевской квартиры, где силы окончательно покинули его. Б.Г. сочувственно покачал головой и пнул Чижа.
- Ну, ты… я т-тебя… того, - пробормотал тот, хрюкая и слабо шевеля ножками.
- Вставай, старушка, - Гребенщиков попытался поднять Чижа, но тот, пока лежал, ухитрился как следует наесться ковриками, и поднять его было делом сложным. "М-да, без Кости не справиться," – мрачно подумал Б.Г. и начал кричать "доктора, доктора!" – в надежде, что нужный Доктор все же появится. Но он не появлялся.
На помощь Борису Борисовичу пришел доктор Живаго (Сживаго), молоденькая медичка с устрашающим декольте, Профессор (он же Р.Р. Т., Втулкин, Толки Ен, и проч.), бригада зубных врачей с отбивными и отбойными молотками и один психоаналитик.
Б.Г. испугался, вытащил из семейных трусов кадило и начал отгонять нечисть, распевая "хари кришна" и что-то совсем невразумительное. Тем временем хари, а тем более кришны не исчезали, и вовсе даже устроились по полу рядом с храпящим Чижом.
Постепенно скорифанившись со всеми, Б.Г. решил, что самое время что-нибудь спеть. Объединенный хор лестничной клетки девятого этажа дружно грянул "Ивана до Данилу". Расчувствовавшийся Гребенщиков пошел вприсядку, потом, вспомнив славное панковское прошлое, упал на спину и начал наяривать на воображаемой гитаре. Медичка, будучи закоренелой гоперикой (гопницей, гопщей, гопулей) "не въехала" и спросила у Дж. Р.Р.:
- Это чё… Брейк-данс?
Профессор и сам смутно понимал, что происходит:
- Какой-то мордорский танец… новое изобретение Саурона, хотя я могу ошибаться.
- Можешь, - подтвердил встрепенувшийся Чиж и бухнулся головой на очередной коврик.
В это время Кинчев в своей квартире решил немного прибраться. Найдя в свалке швабру, он согнал на середину комнаты все носки и, пытаясь не дышать, отнес их в ванную. Вода из крана сначала вовсе не текла, потом полилась какая-то ржавенькая, но у Кинчева был запал, и он (Кинчев) начал отчаянно стирать. Через десять минут запал выветрился, протрезвевший, мыльный Костя понял, что лучше оставить все, как есть, иначе он лишится носков, которые в мыльной воде почему- то расползались. Кинчев снова глубоко задумался и сел около зеркала, в котором отразился тощий и немолодой уже человек со следами попоек на лице. Зеркальный человек вздохнул, погладил себя по голове и сказал:
- Не бог весть, чёрти как жил на свете дурак. Без царя в голове, сам как на ладони
Костя смахнул скупую мужскую слезу и, приговаривая "Да! Конечно! Совсем без царя!", пошел к окну, чтобы покончить жизнь самоубийством.
"Хватит, настрадался, - подумал Доктор. – Жена ушла, детей с собой увела, друзья не идут, зеркальное отражение хамит, тараканы наглеют… Больше так нельзя."
Кинчев выглянул в окно и осмотрелся: не придавит ли он кого случайно, когда выпрыгнет. Этого бы он себе не простил. По улице же туда-сюда мирно ходил Бутусов, выгуливая черного пуделя. За ним семенил Кормильцев, выкрикивая что-то нерусское и в стихах. "Бусенька, - умилился Костя. – Братец мой семиродный."
- Иди ко мне! Если случится ночь, мы не станем пить чай! – крикнул Доктор. Бутусов не сразу понял, кто и куда его зовет, почесал пуделя и начал напевать про звездочку, упавшую с неба и влюбившуюся в Самуила Маршака.
- О, иди ко мне. Я слышу голос, я знаю – это зовешь меня ты, - Кинчев явно не страдал глухотой, хотя с девятого этажа, кажется, и трактор проезжающий не услышишь. Буся явно был сегодня не в ударе. "Фу, горлопан какой-то пьяный… Что за местность! Что и говорить, чужая земля. А ведь здесь Костя живет. Зайти, что ли?" – подумал Вячеслав и попытался вручить черного пуделя Кормильцеву. Илья как истый собаконенавистник отказался и долго втолковывал, что это каспаряновское отродье ему вовсе не нужно.
Буся махнул на все рукой, оставил поэта и пса наедине, а сам пошел к Кинчеву. И уже из подъезда он слышал грузный топот кормильцевских ног и вопли пуделя "Но я хочу быть с тобой… я так хочу быть с тобой, и я буду с тобой!!!"
Тем временем на площадке продолжалось гуляние: Б.Г. танцевал танго с Профессором, медичка ставила ирокез бесчувственному Чижу, стоматологи и Живаго играли в дурака.
Вот фрагмент фонограммы: "Тру-ту-ту-ту… Зо-о-олото на голубом… Ну, отстань… хр-р… хватит есть коврик!.. Три туза – подавись! Кхе-кхе (подавился кто-то). Буся, увидев эту кодлу, сначала испугался и даже хотел убежать, но Чиж умело подставил ему ножку, и наус лишь пересчитал ступеньки подбородком.
Распахнулась дверь, и вылез на площадку Кинчев, озадаченный долгим отсутствием Буси. Видно было, что Костя слегка примарафетился и местами даже побрился. Быстро поняв, что соседи скоро заявят на него, куда следует уже давно, он разлепил объятия Профессора и Б.Г., съездил по хребту Чижу, поднял на ноги Бусю, отобрал карты у Живаго и стоматологов, и всех загнал в свою квартиру. Чиж, не будь дураком, с порога перелез сразу на матрас, вычислив его месторасположение по запаху (из всех органов чувств у бедняги нормально функционировало лишь обоняние, что и спасло его от голодной смерти). Б.Г. сел у окна и начал творить какой-то странный намаз, мыча "ом-м-м" и припадая всем телом к полу. Буся разыскал в бардачке гитару и начал наигрывать на ней что-то совершенно богомерзкое, квазифольклорное и зомбическое. Наус с презрением окинул взглядом всех присутствующих и прошептал: "Я не видел людей страшней , чем людей цвета хакки!"
Медичка возмутилась и, трясясь всем декольте, съездила по Бутусову каблуком и пробила в нем сквозную дыру. Между тем Кинчев на кухне что-то готовил, по комнатам лился запах пригорелой картошки и лука. Буся задумчиво потянул косом:
- Наутро я встану и снова пойду в эту дрянную столовую. Я должен в конце-то концов узнать, что же нам тут подсовывают.
- М-да, воняет что-то действительно не очень, - скептически отозвался Б.Г., давя тапком очередного таракана.
- Ты что!!! Может, это был реинкарнированный Сид Вишез!!! – вскричал Бутусов, обливаясь над трупом горючими слезами.
- Конечно, Сид… Марк Чепмэн это был, - проворчал Б.Г., между тем чувствовавший, что действительно погорячился.
Из кухни со сковородкой, на которой дымилась картошка, вышел Костя, под мышками он нес тридцать три бутылки чистейшего самогона. Все сели вкруг, хавку и водяру – в центр. Доктор встал и серьезно произнес:
- Братья мои!
- Все братья-сестры! – встрял Гребенщиков.
- Гребень, заткнись. Итак, помолимся же… ну, кто кому… Если хотите, можете молиться на меня, - Костя лопался от скромности.
В комнате стало тихо. Благостный Б.Г. что-то тихо просил у Джа, Кинчев молча каялся и драл на себе рубашку, Буся смотрел на запад и шептал "Led Zeppelin", медичка не молилась и хищно смотрела на Кинчева, Чиж спал, Профессор бормотал "Славься Эру Единый и не очень, который на Арде (где это, кстати?) зовется Илюватаром…", эскулапы пытались принести друг друга в жертву Гиппократу (или гипопотаму, кто их знает). Наконец, все не выдержали и набросились на картошку, но в это время позвонили в дверь.
"Менты!" – первое, что мелькнуло в головах у всех. Б.Г. поперхнулся картофелиной, закашлялся и сделал вид, что у него ангина. Буся начал прилизывать волосы, Чиж встрепенулся и слегка протрезвел, медичка устранила декольте, а медики завели научный спор. Водку спрятали совместными усилиями. Кинчев с трудом оторвался от картошки и пошел открывать…
В комнату шаркающей походкой вошел Егор Летов. Б.Г. поперхнулся второй раз, Чиж окончательно протрезвел, медичка втянула в себя все округлости, Буся перестал дышать, медики дружно выбросились в окно, а Профессор припал к летовским ногам, рыдая и приговаривая "Гэндальф вернулся".
- Ну чё, не ждали? – спросил Летов и сплюнул, попав Дж. Р.Р. точно в глаз.
- Есть хочешь? – сильно смущаясь, спросил Костя.
Егор ответил чистейшим сибирским матом, от которого у медички декольте встало дыбом. К счастью, никто ничего не понял, даже Кинчев разобрал 1/3 сказанного.
- А по-русски? – попросил Буся.
- Ну ты офигел. А я как сказал? По-чучмекски, что ли?
- Мы ничего не поняли… - сказал Костя и покраснел.
- Вот и я не понял. – Летов был рассержен. – я, робяты, теперича мент. Так что… того… Чую, пьете, дебоширите. Там (Летов показал куда-то за окно) вас давно ждут… и по этапу. Составили протокол: водку пьянствовали и безобразия нарушали:
а) К. Панфилов, юноша 40 лет, 1 штука;
б) В. Бутусов, девушка…
- Стоп-стоп! Почему девушка? – возмутился Буся.
- Для разнообразия, - Летов был непреклонен. – Продолжим:
в) Б.Б. Гр., существо за 40 лет, иноверец, варвар;
г) Дж. Р.Р. …фу, черт, одни сокращения… ну, тут без комментариев – шпион ЦРУ;
д) Чиж, птица семейства воробьиных… или чижовых?
е) Дамочка распутного поведения…
Но и на панка бывает проруха: у Летова не хватило наручников, и пришлось Егору забыть об обязанностях и начать квасить наравне со всеми. После получаса обильного закусывания дружно затянули: "Когда муж пошел за пивом… ца-ца." Кинчев ругал себя последними словами, что подарил эту песню, и она пошла по рукам. Буся потихоньку оттащил Гребня в сторону и, жутко смущаясь, сказал:
- Борис Борисыч,… я иду по улице…. Тут вижу – на меня смотрит девушка. А мне от нее ничего не надо. И я бы ушел, если бы не шепот: "Сделай мне ребенка! Ну, сделай мне ребенка…. И если завтра кто-то умрет на кресте, я буду бояться, что это мой сын.
Кинчев, подслушивавший все это, усмехнулся:
- А кто ты? Помнишь, ли ты, кто ты? Знаешь ли, кто твой отец? Помнишь ли, как зовут мать?
- Не помню –у-у-у, - Бутусов задыхался от рыданий.
В это время Чиж навесил на себя колокольчиков всех цветов и размеров, и между рокерами возник спор, как они звучат.
- Колокольчик в моих волосах звучит соль диезом, -гордо сказал Чиж.
- Ля бемолем! – возразил Б.Г.
- Си бекаром, - отмахнулся Кинчев.
- Вообще никак не звучит, - ляпнул Буся, заткнувший уши.
И снова раздался дверной звонок. "Ну, теперь наверняка менты," – подумали все уже без страха. Кинчев, страшно матерясь и крича: "я ваш лакей, что ли!!" - пошел открывать. В комнату вполз, стуча палочкой, седой стриженый старик в драных лохмотьях и феньках по локоть.
- Дедушка Макар, - благоговейно выдохнули Буся, Чиж и Кинчев.
- Дрю-у-уня! – радостно вскричал Гребень и, всем телом обнимая Макаревича, начал потихоньку подсовывать ему водку.
- Не пьюш-ший я, юноша, - Макар отвернулся и сморщил нос. – А где тут у вас кухня? Я пойду, состряпаю что-нибудь.
- Рагу из синей птицы, - брякнул Чиж и получил по уху. Б.Г. и Макар ушли на кухню, и там начали кашеварить. Гребенщиков колдовал над плитой, раздувая пламя и напевая:
- Этот поезд в огне-е-е… и нам некуда больше ехать.
Макар то и дело смахивал слезу и жаловался Гребню на Костю и Бусю:
- Вот море молодых колышет супербасы. Мне триста лет, я выполз из тьмы. Они торчат под рейв и чем-то пудрят носы. Они не такие, как мы.
- Совсем не такие, - кивнул Б.Г.
- Это мы под рейв торчим?! Это мы пудримся? Ах ты пенек замшелый!!! – взорвался Буся, пытаясь добраться до пышных кудрей Макара. – Недобитлз фигов! Хиппи зачуханный! Богомерзкий тип (тут голос сорвался на визг, и наус утих).
- Нас величали черной чумой, нечистой силой честили нас, - загибал пальцы Костя, - вот теперь рейверами окрестили. Будь что будет! Что было есть!
- Пойдем, Доктор. Чего бороться с этим свиноголовым магнатом!
Буся и Кинчев ушли, а Б.Г. презрительно бросил им вслед:
- Чешуя! Потомки – пустые котомки!
- Прямо битва с дураками какая-то
Между тем стемнело. Чиж удобно устроился в углу и пел: "А я Кучи, а я Кучи, Кучи мэн…", Летов горланил матерные частушки, медичка сидела верхом на Косте и рассматривала папуировки, Бутусов пристроился к окну и все думал, куда исчез Кормильцев с черным пуделем. Гребенщиков и Макар дружно поедали все, что лежало в кинчевском холодильнике и допивали остатки водки… Внезапно в квартире стало очень холодно, тараканы побежали прятаться. На груде бутылок материализовался Цой. Он был весь в черном, страшно худой и лохматый.
- Витя, - Кинчев шмякнулся на колени.
- Ученик мой! – возопил Борис Борисыч.
- Ну так я прямо и поверил, - Буся скрестил руки. – Цоя уже давно никто и нигде не видел.
- Не веришь? – Витина бровь нехорошо поползла вверх. – Проверь мою группу крови.
- Да больно надо! Ты призрак! Никто! Человек без имени, мне страшно с тобою рядом.
- Дети мои, - Гребень светился неземным светом. – Это новое откровение. Это все равно, что десять стрел в лоб…
И снова раздался звонок в дверь. "Если не менты, убью," – подумал каждый. Злой и похорошевший Костя поплелся открывать. Через несколько секунд он втащил в комнату слегка сопротивлявшегося, смущенного, пунцового Ревякина.
- Еще один почетитель, - Кинчев шутовски поклонился и шаркнул ножкой.
- Я, ребята, на минутку… возвращаюсь налегке… назад в подвалы… у нас там точка.
- Дык, ты, Димка, не стесняйся, мать твою, - ласково сказал Летов. – Мы ж не панки, не звери какие-нибудь.
- Стоп –стоп. Что значит не панки? Это ты чё имел в виду? – Цой нахмурил брови и сделал вид, что смертельно оскорблен, хотя, честно говоря, ему было пофигу.
- Дети мои, не ссорьтесь, - Б.Г. осенил всех сложенными козой пальцами и троекратно поцеловался с Макаром, доедающим колбасу.
- Спой, Дима, - проворковал Буся, пододвигая ногой к Ревякину гитару. Ревякин нерешительно взял инструмент, сел на пол и рванул струны, крича в такт: "Ля-ля-ля-ля-ля-а-а-а-!!!"
- Браво! Браво! Великолепно! Какой стиль! Какой драйв!!! – закричали все, особенно надрывался Чиж, хотя половину сыгранного не расслышал – заспал. Внезапно Б.Г. встал и, поводя по мумий- троллиному глазами, сказал:
- Все, ребята…
- Уходишь?!?! – Кинчев загородил телом дверь.
- Все… - безнадежно повторил Б.Г. – Щаз спою.
- Мамочка!!! – перепуганный Буся залез под стол, Чиж, Летов и Ревякин попытались выпрыгнуть в окно, но у них не получилось… вот как-то совсем не получилось. Кинчев разулыбался и заткнул уши ватой, Макар пригорюнился и разрыдался на мощной груди Цоя.
- Ме-ме-ме-ме-ме, - начал распеваться Гребень. – Под не-е-е-бом г-голубы-ы-ым… ну, просто очень голубым!.. Есть г-гор-род-д-д зол-лото-о-ой! Ой! С п-прекрас-с-сными в-воротами… И проволкой стальной…
Тут Борис Борисович сильно слажал, отчего окно треснуло и в него влетел Каспарян.
- Каспаряша! Родной!!! – Буся кинулся не шею избавителю.
- И как это понимать, Георгий? – строго спросил Б.Г., замахиваясь гитарой.
- Понимаете, Борис Борисович, - залопотал Буся. – Была одна женщина. Она всегда выходила в окно, хотя в доме было… м-м, дай Бог памяти, десять тысяч дверей. Но она все равно выходила в окно. И разбивалась насмерть, знаете ли.
- А и плевал я на нее! – Б.Г. был непреклонен.
- Ах, если бы вы знали эту женщину. Вы бы не стали ходить по грязи, пить с ворами и разбрасываться волосами.
- Это кто жто тут вор? – спросил Летов, выпячивая грудь.
- Буся прав. Вор и палач! – встрял Кинчев.
- Стой, малышня! – отодвинул всех Гребенщиков. – Это что значит, я по твоей милости в дождь и слякоть должен дома сидеть? Эти при моей-то комплекции?! – Б.Г. внушительно потряс телесами. Буся уже и сам понял, что сморозил что-то не то, но решил не отступать.
- Но волосы обрезаете вы регулярно, так ведь? Значит, пьете с ворами и разбрасываетесь хайрами.
Макар неожиданно захохотал:
- Да, Борька, влип ты, брат!
- Я чего-й-то не понял. Тут на меня, кажется, наезжали, - влез Летов.
Кинчев, уставший от разборок, сел в угол и зашептал на ухо Цою горячо и горько.
- На моей земле, то есть на моем флэту, каждый в правде ослеп: брат (показал на Бутусова) на брата (показал на Чижа) прет, сын (показал на Летова) отца (показал на Б.Г.) тянет в блуд.
- Следи за собой, будь осторожен, - шепнул Цой, ожидая, что Костю за такие слова самое меньшее – повесят.
В это время разборка уже перешла в стадию поножовщины. Буся, как пиранья, вцепился зубами в ухо Б.Г. и не хотел отлипать. Гребень извивался, кричал: "Отпусти, извращенец!", но ничего не помогало. Летов методично выдирал кудри Макара, которого за ноги держали Каспарян и Ревякин. Чиж отполз в сторону, слил в мисочку все остатки водки и продолжил банкет.
И тут в дверь опять позвонили.
- Все, умираю, - сказал Кинчев и прикинулся трупом. "Эх, менты пришли, а открыть некому," – подумали все и ринулись к двери. Та сама распахнулась, заклубилась какая-то пиротехника, запахло вяленой воблой и огурцами.
На пороге стоял сам Шевчук.
- Ах, Александр Сергеевич, милый. Чего же вы нам ничего не сказали? – пробормотал Кинчев, подметая руками пол и прикрывая всеми частями тела и подвернувшимся под руку Чижом груду пустых бутылок.
- Ну что, не ждали?
- Фу, черт! Где-то я это слышал, - Летов глубоко (!) задумался(!!!)
- Deja vu! – отмахнулся начитанный Буся.
- Н-да? Не знал, - подивился Летов.
- А я не один! – весело качнул нижней частью корпуса Шевчук. – Со мной Задерий!
- Алиса!!! – закричал встрепенувшийся Костя и повис на Святославе.
- Вот что значит – имя назвать… - глубокомысленно выдал Ревякин, ковыряясь в салате, изготовленном Б.Г. и Макаром на пару. То, что салат сам собой расползался в разные стороны и вообще как-то странно шевелился, Диму не волновало.
- Странно. Задерий – Алиса… А я думал, "Алиса" – это вы, - сказал Буся Кинчеву.
- Что я тебе, Людовик N-ный, что ли? Я же не тиран – кровопийца… А так, садист слегка…
- Сколько же всего интересного я за этот день узнал, - Летов задумчиво чесал подбородок.
Шевчук, подлый товарищ, обезоруживающе улыбнулся и вынул из- за пазухи большую бутыль бормотухи:
- Тяпнем? – подкупающе хлопая ресницами, спросил он.
- Ага!!! – закричали все и полезли с кружками, расталкивая друг друга. А это была не бормотуха, а вовсе касторка, и Шевчук с удовольствием наблюдал, как приплясывает очередь к туалету, мучаясь диареей. Кинчев не приплясывал, он согнулся пополам, держась за живот, и что-то мычал.
- Костенька? – встрепенулся Буся. – Что с тобой? Аппендицит?
- Не-а… солнцеворот, - прохрипел Кинчев и добавил: - Хронический. Ой, мама, мама! Больно мне!
- Знаешь, у меня тоже когда-то так было… Да вот прошло, - задумчиво сказал Летов.
- Нервная, однако, сегодня ночь, - протянул Задерий, нежно поглаживая Костю по его трясущейся спине.
Очередь тем временем редела, ракеры ходили довольные, но голодные. А за окном слышался непрерывный вой, заунывный. Цой выглянул и ахнул. Шахрин и Чайф иже с ним сидели на лавочке и выли на луну.
- Луна появилась и лезет настырно все выше и выше. Сейчас со всей мочи завою с тоски.
- Не надо!!! Не надо!!! – закричал Цой.
- Никто не услышит, - отмахнулся Шахрин. Хор осипших чайфов грянул с новой силой.
- Шахрик, - умоляющим голосом попросил Витя, - ну, хватит уже. Ну и что с того что Ямайка продула? Ты лучше уж к нам иди.
Шахрин грузно поднялся по лестнице, нагло завирая на ходу Бегунову о том, что ему опять семнадцать. Кинчев встретил их в дверях, и Володька сразу кинулся ему жаловаться.
- В твоем парадном темно, резкий запах привычно бьет в нос. Ты чё, офигел жить на девятом этаже? Твой дом под самой крышей, в нем совсем уж близко до звезд.
- Ну и что? Тоже мне, запах его напугал. У нас в подъезде лошадь сдохла, а ты "резкий запах". А чем должно было пахнуть – одеколоном?
- Нет, друг Костя. Я не пью одеколон, только ик!.. двойной бурбон… А-а-ле-е-ен Дело-о-он, - влез Буся в разговор, качаясь и подпрыгивая.
Тем временем у Б.Г. началось буддийское похмелье, где-то в районе правой лопатки проклюнулся четвертый глаз (третий, стеклянный, лежал в кармане, на случай если вылетит второй, вставной). Борис Борисович усадил всех в круг и, приплясывая вокруг пустой бутылки, начал шаманить и вещать что-то страшное.
- Чей дух будем вызывать? – неуверенно попросил Летов.
- Какого – Вишеза или Баррета? – поинтересовался Цой.
- Какого получится, - отрезал Б.Г. и смущенно попросил у бутылки. – Дух Сида, ты того… явись…
Послышалось клокотание и толкотня. Вишез и Баррет отчаянно боролись за право первым появиться в кинчевской квартире.
- Пусти, грязный панк, наркоман, дебошир, басист фигов…
- А ты – толкинист вшивый. Сам наркоман!
- Сиды, умоляю вас, проявите толерантность, - в Каспаряне проснулся дипломат.
Из темноты к бутылке подкрался Кинчев и изо всех сил долбанул по ней сковородой:
- Вот вам! Вот вам! Я Герострат, Чемпмэн!!!
Б.Г. ногой отодвинул желавшего прославиться Костю и поставил в центр новую бутылку.
- Дух Сида, явись снова… Явись…
- А я уже тут, - игриво раздалось из бутылки, из нее начал вылезать Ринго Старр.
Развернулась целая борьба. Летов упихивал Ринго назад, крича: "Верни Сида, подлюга!", Макар вцепился в Старра и не хотел его отпускать ни за что на свете. Ринго, конечно, в бутылку обратно не хотел, но Летов уж очень настаивал и битл подчинился грубой физической силе.
Утомленный вызыванием духов Б.Г. рухнул на кучу тряпья, которое служило Кинчеву концертным костюмом. Костя даже не возмутился: у него начался приступ клаустрофобии и он выбежал на балкон с криком:
- Лене нужен воздух!!!
Но на балконе было холодно, и Кинчев рванул назад и столкнулся лбом с Каспаряном. Звук столкновения напоминал звон хорошего увесистого колокола. Буся внимательно осмотрел пострадавшего Доктора и безнадежностью констатировал:
- Лоб становится кременным.
В это время позвонил телефон. Все сделали вид, что очень заняты: Б.Г. сел в позу лотоса, Кинчев начал заклеивать пластырем лоб, Макаревич кинулся к плите, Каспарян, Цой и Чиж пошли сдавать бутылки, Летов уснул, Шевчук пошел бриться, а Задерий попытался поставить ирокез пробегавшему таракану.
Поняв, что крайний – он, Буся поплелся к аппарату:
- Алё-о-о…
- Поисковое агентство?
- Здесь ищут разве что женщины, но находят лишь старость, - сказал Буся, вспомнив, что почти всем рокерам уже перевалило за сорок.
- Вы маньяки, что ли?
- Здесь нет негодяев в кабинетах из кожи, а вот хулиганы в кожаных куртках имеются… даже в избытке.
- Дурдом! – собеседник бросил трубку.
- Слушай, - спросил Буся у Кинчева. – У меня что-то про дурдом спросили. Четко скажи: дуры дома?
- Н-не знаю, - Кинчев явно смутился. – Может, и дома… А тебе что, нас не хватает?
- Да не так, чтобы очень, но… - Буся и сам уже понял, что не то что- то сморозил… во второй раз.
Разговор как-то сам с собой зашел в тупик.
А теперь, ребята, извините – авторский комментарий. Вы заметили, что на кинчевской квартире все время пропадают люди: сначала три стоматолога и Живаго, потом Профессор, за ним скрылась медичка, а позже дружно исчезли Ревякин и Шахрин с Бегуновым. Вопрос: куда? Отвечаю: стоматологи и Живаго в отличие от всей этой вольной тусы люди трудящиеся, им людей надо… хм, ну да, лечить, хотя чуть не вырвалось другое. Значит, они просто ушли по своим делам. Профессор и медичка мирно уединились в углу кухни и разговаривали о прелестях русского языка, Дж. Р.Р. почти убедил дамочку назвать ее будущих сыновей Фарамиром и Боромиром. Пожалуй, мы не будем больше мешать Толкину, и на него в конце-то концов проруха бывает.
Что касается пропажи Ревякина, Шахрина и Бегунова, то тут надо рассказать предысторию.
Когда от Кинчева ушла его жена, она забрала с собой почти все. Квартира у Кости большая, и она сжалась по каким-то физическим законам, ощутив в себе вакуум. Где-то в районе ванной образовалась черная дыра, куда и угодили вышеуказанные личности. Чую, скоро там окажется и Шевчук – он как раз в ванной бреется. Хотя, может быть, он и проскочит – юркий, хм… на то он и Юрка.
Тем временем музыканты решили сыграть что-нибудь.
- А не спеть ли мне песню? – робко спросил Чиж, но в него полетели тухлые помидоры и кинчевский стоптанный тапок. Отверженный Чиж тихо отполз в сторону, глотая слезы обиды и остатки шевчуковской касторки, которая пришлась ему по душе.
Сгущались сумерки. У подъезда кинчевского дома стояли две личности. Места они занимали много, и были это братья Самойловы, великомученики от обилия еды Борис… то есть Вадим и Глеб. Они хмурились и все искали глазами кинчевское окно. В это время на девятом этаже зазвенели стекла и из оконного проема начали вываливаться Чиж, Каспарян и Летов, которые жутко икали. Чиж тоненько пел:
- И я стану сверхновой супер"звездой"! Он и сам понимал, что скромность не его достоинство. Летов и Каспарян задумчивыми нетрезвыми глазками косили на Самойловых. Глеб это заметил:
- Слыш, Вадим, "звезды" пьяные смотрят вниз!
Вадим кинулся записывать эту фразу, он всегда стенографировал за братом. Но войти в подъезд Самойловым не удалось – не пролезли, хотя Кинчев суетился с мылом, а Б.Г. пожертвовал своим вазелином. Поднять братьев на веревке на девятый этаж тоже не удалось – рокеры не штангисты все-таки. Погрустневшие Вадим и Глеб отправились восвояси. Зато в квартиру, пока музыканты пытались поднять Самойловых, прокралась Янка, мокрая и злая. Летов нашел в мусорном ведре забытый кинчевской женой фен и начал сушить Дягилеву, после чего они торжественно сочетались гражданским браком. Б.Г. долго читал какую-то непонятную проповедь, призывая плодиться и размножаться, и закончил все повелением умереть на кресте за Бога. На беду у Кости на стене висел маленький крест.
- Вот на нем и страдайте за веру, - повелел Б.Г. Кинчев робко и неуверенно возразил:
- Но, учитель, на касках блистают рога…
- Какие рога?!! Мне жена за последние 5 минут еще не изменяла, - возмутился Летов.
- И черный ворон…
- Черный пудель, - поправил Буся.
- Уйди на фиг… черный ворон кружит над крестом. Объясни мне сейчас, пожалей дурака (Кинчев почему-то показал на Чижа), а распятие оставь напотом.
Но Б.Г. был непреклонен, он схватил Костю и начал громоздить его на крест. Кинчев слабо сопротивлялся. В коридоре раздались шаги, Янка начала прихорашиваться.
- Я милого узнаю по походке, - засмущалась она. В комнату вошел Сухачев. От него пахло табаком и мышами.
- Доктор, ты куда глядишь?! – прохрипел Гарик, мусоля цигарку. – Иду к тебе, а тут сидит сантехник на крыше. Крыша обломилась, сантехник упал прямо на меня.!
- Не надо было быть дурой! – парировал Кинчев-плагиатор.
В это время раздался жуткий визг, шум чьих-то ног, лай, в комнату ворвался Григорян и затравленно взвизгнул:
- Ту собачку, что бежит за мной, зовут… А-а-а!!!
Григорян исчез.
- А все почему? – наставительно сказал Б.Г., - оттого, что он любил ловить ветра и разбрасывать камни. Вот видно и угодил булыжником в твоего, Буська, пуделя.
Из-за дверного косяка выглянул испуганный и трясущийся Калугин. Он схватил за руку Ревякина и зашептал ему на ухо: "Мальчик, я болен тобой…"
- Мне нравится, что вы больны не мной, - с облегчением сказал Кинчев, у которого был на удивление хороший слух.
На часах уже было без пятнадцати три. Все стали разбредаться по разным углам квартиры. Макаревич мастерил картонные крылья, Каспарян вертелся рядом, утверждая, что Макар – потенциальный труп. Летов и Янка под ручку гуляли по балкону. Чиж уселся вить гнездо, используя гитарные струны. Буся и Шевчук спорили о том, что такое осень, и чуть не подрались. Кинчев тер лицо – смывал грим и остатки ужина, Задерий сидел рядом и активно ему сочувствовал. Б.Г. вышел в астрал, и астральные существа не знали, как его выгнать назад. Сукачев химическим карандашом писал на стене "гадом буду, не забуду этот флэт". Калугин и Ревякин тихо пели что-то этническое и размахивали туда-сюда сложенными в трубочку губами. Григорян пытался отделить от своей ноги огромные собачьи челюсти. Шахрин встревоженно втолковывал Бегунову:
- Ой, не проспать бы, не проспать бы, а то опоздаю на самолет.
В окно тыкалась огромная черная бабочка, которая при ближайшем рассмотрении оказалась Кипеловым. На лавочке у подъезда дружно рыдали братья Самойловы. На кухне медичка и Профессор доедали кинчевские сосиски.
И в это время раздалось большое БУ-БУМС!!! В кинчевской квартире появились Майк, Свин и Сашбаш, к ним присоединился Цой. А где-то сверху парил Сид Вишез.
- Ребяты! – сказали хором они. – Вы круты?
- Мы круты, - зомбически повторили все.
- Вы махры?
- Мы – махры?
- Значит, эту квартиру надо назвать махровкой.
- А можно махоркой? – попросил Гарик.
- Можно, - сказали духи, и стало так.
Конец.
Гнездо.
Вообще-то это самостоятельный рассказ, но пеpвая "Махорка" была опубликована в МС №4(66)-2000
Махорка - 2
(двуглавый боевик с неприличными моментами)
Возможно, "Махорка - 2" появилась по аналогии с "Братом - 2", но скорее всего появление сего опуса связано с тем, что автор не захотел расставаться с любимым персонажем Костей Кинчевым. Так что приготовьтесь к тому, что Кости здесь много и даже очень. Кроме того, все персонажи выползли из стен "Махровки" и пошли погулять в другие места. И еще вот какой момент. Я, как автор, прошу (точнее рекомендую) относиться к "Махорке" как можно менее серьезно. Ко всем героям и их прототипам я питаю нежные чувства, и у меня не было цели злобно клеветать на кого бы то ни было. Так что если чего такое встретите, то не спешите пинать меня ногами - мне уж и так порядочно досталось.
Автоp.
1. Эти реки текут никуда...
За окошком моросило и морозило, да и вообще была противная погода. Меряя "Махровку" шагами, Кинчев размышлял о бренности жизни. Еще недавно он хотел наложить на себя руки, потому что жена ушла от него, но сегодня он приплатил бы кому угодно, лишь бы только забрали из дома его благоверную. Началось все с того, что жена привезла назад детей, и в "Махровке" стало несколько тесновато. В коридор было противно выглянуть - там непроходимой мокрой стеной висели пеленки, простыни и его, Костины, штаны. Кроме того, жена развила кипучую до активности (ой, все наоборот: активную до кипучести) деятельность - она сдала огромную армию пустых бутылок из-под разной, но очень приятной жидкости и на вырученные деньги купила - страшно подумать - мухобойку. Мало того, она ей еще и воспользовалась по назначению: выпорола мужа за то, что тот не вынес мусор. Пристыженный Костя забился в дальний угол и оттуда почти в полуобморочном состоянии затравленно наблюдал, как его любимая грязная "Махровка" превращается в цивильную квартиру со всеми ее крайне сомнительными удобствами. Пол в доме стал чиcтым до тошноты (хотя мы склонны полагать, что по большей мере тошноту вызвал непроходящий похмельный синдром, мучавший Доктора сушняками и прочими инквизиторскими штучками), Кинчева это злило. А еще его злила муха на тротуаре, подлый БГ, который обещал позвонить, но так этого и не сделал, и отсутствие гитары. Жена поставила вопрос ребром - или она, или гитара. Костя долго сомневался и в результате сыграл в орла и решки. Выпала жена... Кинчев сильно жалел, что не из окна. Вобщем, дела шли плохо. Хотелось пить, курить, гулять, но приходилось жить, как в монастыре, в котором свирепствует мать- настоятельница. И Кинчев решил поднять бунт. Он лег на стол, закинул ногу на ногу и завопил что есть силы: "Румяные домохозяйки зеленеют при слове "рок"!!!" Из ванной появилась хмурая позеленевшая жена в хлопьях мыльной пены.
- А ну слазь, дурень! - крикнула она и начала сгонять мужа со стола мокрой тряпкой.
- Уже ухожу, солнышко... - пролепетал Костя, смущенно забиваясь в уже знакомый и обжитый дальний угол. "Вот гангрена!" - злобно подумал Доктор, но вслух не сказал - перестали слушаться губы.
Жена вела наступление на всех фронтах: отца неожиданно вздумали (интересно, а вздумывают ли когда-нибудь ожиданно? Над этим стоит поразмыслить...) посетить дети. Кинчев решил сделать "ход конем": "Я посажу их на колени и заставлю пить портвейн!" План был обречен - в доме не оказалось ни грамма алкоголя, не считая конечно кефир и забродившее варенье (для справок: где, с кем и как долго бродило это самое варенье, нам не известно, но мы можем узнать, если кто заинтересуется...) Дети тем временем наседали, выдирали седые волосы. "Эдак они у меня всю растительность изничтожат!" - испугался Костя и начал тихо вырываться.
От тотального облысения Кинчева спас Буся. Он зашел за Доктором под благовидным предлогом, у Шевчука было какое-то празднество, и он звал в гости. На самом деле Слава собирался затащить другана в пивную. Костя все сразу понял и радостно кинулся одеваться, но дорогу преградила жена:
- Куда торопишься, милый? - спросила она таким тоном, от которого заиндевел бы и кактус в пустыне.
- М-м-м... на рыбалку, - по привычке соврал Кинчев.
- А чем ловить будешь? - жена Доктору досталась смекалистая, о чем Костя пожалел только сейчас.
- Руками, - подсказал Буся. - Там такой перекатик, и рыба прыгает... Андрей, который Макар, там ловил пескарей. Целую кучу поймал и на месте ж еих и сварил.
- Так-таки и сварил? - усомнилась жена. Кинчев и Буся активно закивали.
- Ну что ж... тогда и я с вами.
- Анюта... - ошарашенно зашептал Костя, понимая, что он сейчас лишится пива, а то и чего покрепче, - да там же мокро и противно.
- А мне по барабану! - уперлась жена и начала начищать резиновые сапоги.
Через час господа Панфиловы и мистер Бутусов вышли из дому. Они держали путь в сторону ближайшего леса. Местность, честно говоря, особой лесистостью не отличалась, но на юге города две-три дохлых сосенки росли, а рядом была вполне сносная речушка, где сдавали на прокат лодки. Кинчев и Буся спланировали все хитро: они пропускают даму вперед и отталкивают лодку от берега, а сами идут в ближайший кабачок (который по странному стечению обстоятельств назывался "Наутилус", что очень льстило Бусе). Жена, однако ж, оказалась хитрее - она вцепилась в мужа мертвой хваткой, и отодрать ее не было никакой возможности. В результате все они сели в одну лодку, и Буся начал энергично грести. "Сдох" он как раз на середине реки. Жена стала паниковать - она не умела плавать, Кинчев неудачно шутил про "Титаник" и акул за кормою.
Мимо на старинной гондоле (не путать с другим словом!) проплыл старичок; к борту его судна была привязана сельдь гигантских размеров, и на ней масляной краской было написано "шпрот в масле". Сельдь вяло двигала хвостом и, почему-то, подмигнула Бусе. Жена брякнулась в обморок, чуть не убив при этом Славу, старичка и селедку. И Кинчев понял, что Провидение всё-таки есть.
- Эй, мужик! Где такого кита изловил? - крикнул Костя. Старичок испугался и заскрипел вёслами.
- Ну что, выяснил? - лениво поинтересовался Буся.
- Только чаек зря распугал, седовласый исчез рыбак.
- М-да, невезуха...
- Стой, - встрепенулся Костя. - Кажется, на станции нас уже хватились. Гляди-ка - человек бегает. Эй, ты там, на том берегу! Ну скажи хоть слово или дай знак... Ты мудрец, ты пророк или... или просто дурак?
- Хуже, - мрачно сказал Буся. - Это просто БГ.
- Ну без кильки, как говорится, в "Аквариуме". На безрыбье и Борис Борисыч рак, - возразил Костя и начал отчаянно жестикулировать. БГ его не понял. И продолжал скакать туда-сюда.
- Чего это он так носится? - озабоченно поинтересовался Костя.
- Опять выпил сакэ, - отмахнулся Буся, - Гляди, что выделывает.
- Срамотища!!! - воскликнула очнувшаяся жутко живучая жена и снова отключилась.
Сгущались сумерки, лодку ветром (а может и гвоздями) прибило к берегу. На песке играла музыка, у костра грелись, поджидая Костю, Бусю и жену Кости, притомившийся от дневной активности старый упырь БГ и успевший за день как следует надраться Чиж. Кинчев, как пушкинская лошадка, обновлял путь по рыхлому песочку; он шел, пошатываясь и икая, и тут неожиданно на него из кустов кинулся Шевчук с матом и свистом:
- Здравствуй, ночь Людмила. Где тебя носило? Мать твою, Людмила, я тебя кормила!
- Вы? Меня? Кормили? Я вскормлен пеплом великих побед! - Костя встал в позу и даже поставил ногу на бесчувственное тело Чижа.
- Да ла-а-адно, - иронически протянул Шевчук, - знаем мы вас, дуриков этаких. Ты где пропадал?
- Шаг за шагом, босиком по воде.
Меж тем тушка Чижа медленно ползла к гитаре.
- Стой, бесовское отродье! - взвизгнул БГ, поняв, что если Чиграков доберётся до инструмента и слажает что-нибудь, плохо станет всем, а главным образом, ему, Борису Борисычу.
В это время Буся просто так не сидел, он где-то разыскал остатки еды и начал в них сосредоточенно копаться. Особенно его заинтересовала баночка, в которой лежали ошмётки курицы, местами погрызенной. Буся вытащил птицу, и, придирчиво осмотрев, вздохнул:
- Где твои крылья, которые нравились мне? Где ножки? Я их тоже уважаю... Эх, курица, курица. В глазах у тебя неземная печаль. Ты жирная птица, но мне тебя жаль. Наверно, тебя никто не доест.
В кустах около речки слышалась шумная возня и звуки рвущейся одежды. Это братья Самойловы решили поспорить, кто из них толще, и махнулись штанами.
- Мне что-то слишком малы твои тёртые джинсы, - пропыхтел Глеб, втягивая в себя живот, а заодно пиво, воблу и пролетающих мимо гусей.
- А нечего трескать, что попало, - хохотнул Вадим, отчаянно треща глебовскими штанами.
(От автора: ну, рвать ткань - это, конечно, по-хипповски, но господам Самойловым это как-то по имиджу не подходит. Предлагаю всем собраться и свистнуть купол шапито, а уж из него пошить этим бедолагам нормальные штаны. А-то ведь как сядут на диету, как её, родимую, раздавят... Ох, худо будет. Да и песенки их потеряют эту самую ноту сытости.)
Тем временем совсем стемнело, костёр окончательно погас, и только было слышно, как по траве кругляшами ползает мрачный Бутусов и что- то ищет. Он непрерывно матерился и сетовал кому-то на судьбу: "Я беру чью-то ногу, а чувствую локоть. Чертовщина какая-то..." Эта самая нога принадлежала БГ, и ему очень не нравилось то, что его так нехорошо беспокоят. Наконец Гребень не выдержал и спросил:
- Буська, мантры на тебя нет! Чё те надо в траве?
- Я ищу глаза... очки то есть... солнечные.
- Тебе что, слишком светло, что ли?
- Да нет. Я из принципа.
Внезапно рядом с Бусей материализовался Кинчев с гитарой. Он наигрывал что-то заупокойное и экстатически шептал: "Лиц не видно, виден лишь дым за искрами папирос..." И тут как на грех Чиж исхитрился и принял вертикальное положение, но торжествовал он не долго: зловредное тело начало предательски крениться и бедолага рухнул на... ну, куда попал. Вобщем-то он никуда и не целился, но с первой же попытки он так придавил Костю, что тот не смог даже крякнуть от неожиданности. Чижу всё же удалось понежиться на тощем Кинчевском теле: откуда-то сверху на его несчастную птичью голову упала гитара, она Чигракова и доконала. Между тем Костя продолжал, как ему казалось, петь:
- Кто-то очень похожий на стены давит меня собой... Но всё же, кто играет мной? А?
БГ с некоторой долей иронии отнесся к этой трагической свалке (мы имеем в виду падение во всех отношениях - Кости и Чижа), но подсел к Кинчеву и сострадательно сказал:
- Естественный шок. Это с нервов спадает мох.
- Мох спадает не с нервов, а с ушей, - пробурчал Костя, дрыгая ножкой (это он пытался лягнуть Чижа, но тот постоянно уворачивался).
БГ остался безучастен к кинчевскому скепсису, и, вместо того, чтобы помочь собутыльнику подняться, лёг головой в пепел костра и начал мечтать:
- Пока что я лежу голым пузом на сырой траве, - сипло раздалось из- под Чижа.
- Фу, свин, всю романтическую обстановку испоганил, - рассердился Гребень и куда-то исчез.
Но он быстро вернулся - бодренький такой и снова благостный - он весело прыгал, цокал в воздухе ногами и пел:
- Я, наверное, живучий, раз до сих пор живой.
- Ну, я бы не стал с такой уверенностью об этом говорить, - прорычал Кинчев и бросился на живучего Бориса Борисыча...
Дальнейшие события нам известны, но мы никому ничего не скажем.
***
Осеннее солнце лениво всходило, освещая остатки вчерашнего побоища. Картина была ужасающая - что-то в духе "Герники" - в костёр, который был явно затушен по-пионерски, были набросаны арбузные корки, пакеты, бутылки, и над всем этим гордо возвышалась ультрамариновая от плесени бескрылая курица. На толстом суку безвольно висела, перегнувшись пополам, кинчевская жена, под деревом дрых порядком потрёпанный БГ - на его лбу были видны следы Костиных шузов и надпись губной помадой "хиппи недоделанный". Возле костра сидел опухший от бессонницы Доктор и рукой Чижа рисовал на песке звёздочки какие-то. Сам Чиж не подавал признаков жизни, его глаза не реагировали на свет, но стоило только капнуть ему на веко спирту, как глаз распахивался и с любопытством начинал озираться по сторонам. Буся ползал вокруг ёлки в поисках своих очков, Шевчук задумчиво лежал в луже, братья Самойловы резвились на полянке и, прыгая, создавал небольшие локальные землетрясения баллов в 5-6, не более.
Буся, поняв безнадёжность своих поисков, пополз к Кинчеву, упал, заснул, но через десять минут проснулся и продолжил ползти.
- Кость, а Кость, - прошептал Слава. - Мне щаз такое приснилось... Ну, просто жуть какая-то. Вот ты скажи, что твои фанаты на твоих концертах делают.
- Ну... хм... пляшут, поют, беседуют и... и... ну, пьют, конечно.
- Тусуются, короче говоря. А мне снится, что я стою на сцене, надрываюсь, а вокруг народ Бутусуется, Бутусуется.
- Да ну! - Костя почувствовал, как зеленеет от зависти. Буся заметил лёгкую зеленцу на лице друга, но посчитал, что это естественный кинчевский цвет. А что, всякое бывает - побух... то есть, поработай-ка, как они, еще не так зацветёшь!
Чиж неожиданно проснулся, осоловело осмотрелся по сторонам, икнул, слегка подпрыгнув при этом и глубокомысленно сказал:
- А с-сейчас пр-ра спать... - и свалился головой в кусты.
Шум падающего тела разбудил БГ, нагло вырвав его из Нирваны. Гребень неохотно встал, ощупал всего себя - всё ли цело, затем ощупал кинчевскую жену (на всякий случай) и пошёл вытаскивать из лужи Шевчука.
К половине первого вся маленькая тусня была на ногах (кое-кто, конечно, уже был на бровях, но как-то вот нехорошо закладывать Чижа, потому мы этот эпизод опустим). Костя пытался привести в чувство жену и собственные часы, которые показывали без пятнадцати три и отказывались говорить правду. Мокрый Шевчук тщетно пытался выжать бороду, БГ сидел под деревом и вёл странные расчёты: если сдать на мясо братьев Самойловых, то хватит ли вырученных денег на цистерну портвейна? Буся жутко и нервно бил головой Чижа по заржавленным бакам и по той самой цистерне, что заманчиво вырисовывалась в воображении Бориса Борисыча. Начинался самый обычный день короткой рокерской жизни.
2. Рокеры на рынке
Я мордасы постеру набью.
Ласточка топор несёт в подмогу.
Харю неумытую твою
Я поколочу, и Слава-Богу...
Наскальное творчество АнтиБГманов.
Если бы в этот день кто-нибудь из фанатов "Алисы" проник в подъезд, где находилась "Махровка", то они увидели бы нечто очень необычное. На лестничной клетке стоял Костя в линялых спортивных штанах с оттопыренными коленками и авоськой сбивал пролетающих мух. На лице Кинчева была байроническая скука, которая ниже носа переходила в самый мрачный пессимизм. По полу возле лифта ползал Чиж и подтирал что-то тряпочкой (чтобы вас не мучили всякие нехорошие скажу: Чиграков просто опрокинул полную стопочку портвейна, но не туда, куда следует - в рот, то есть - а на пол. Пришлось взять Костин носок, чтобы потом выжать назад в посуду слегка подпорченную, но всё ещё вполне пригодную для употребления жидкость.) В дверях "Махровки" творилось страшное. Жена Кинчева и БГ загоняли назад в квартиру костиного кота. Животное упиралось: по старинному праву котов при дворе, ему хотелось видеть своего хозяина. Гребень сипло лаял, пытаясь запугать зверюгу, но Борис Борисыч уже давно вышел из того возраста, чтобы косить под электрического пса (за аккустическую дворнягу, впрочем, он ещё сойдет). Мелкий полосатый хищник тем временем наглел, жена Кости опаздывала на работу, Кинчев, Чиж и БГ мечтали о том, как дружно завалятся в пивную. Всё бы кончилось плохо, если бы около "Махровки" не появился Ревякин, местный живодер (днем он носил фенечки и проповедовал free love, а вечером пил с панками и вообще дебоширил). Он взял кота за шкирку (то есть за шкурку, половину которой ободрал, когда поднимал животное в воздух) и, посмотрев ему в глаза, сказал: "Я слышу птиц, я вижу птиц, нам - к ним! Пойдем со мной!" Как это ни странно, но кот - наивно думая - поверил Ревякину, и они куда-то умчались вдвоём. Больше своего Мурзика Кинчев не видел, зато Ревякин удивил всю тусу, когда зимой припёрся в "Махровку" в шубе из меха неизвестного полосатого зверя, пахнувшего кошками.
Впрочем, мы отвлеклись. Избавившись от усатой проблемы, рокеры двинули в близлежащую тошниловку, за "Разливным "Гусарским"", но тут обнаружилось ещё одно препятствие, и заключалось оно в той самой авоське, которой Кинчев смертельно ранил 5 мух, одну осу и Чижа, подвернувшегося, так сказать, под горячую (или холодную, но всегда очень тяжёлую) руку. Жена поручила Косте сходить на рынок за картошкой, и так получилось, что Доктор не смог отказать. Н-да, откажешь тут, когда тебя шваброй к двери прижимают... Друзья решили разделить с Кинчевым тяготы этого боевого задания, и вся туса пошла к трамвайной остановке, потому что метро всем поднадоело. Кроме того, БГ утверждал, что если усиленно молиться Джа, то на трамвае и в рай можно доехать. Борис Борисыч, конечно, врал, но чтоб не компрометировать столь уважаемого человека, припишем это старческому маразму, который в последнее время сильно мучает Гребенщикова.
Но на трамвае рокерам уехать не удалось, потому что на путях, обнимая вагон руками и ногами, и вообще жадно прильнув к нему всем телом, сидел Григорян и, обливаясь горючими (а говорят ещё, что в стране горючего не хватает! Надо лишь взять сотню-другую Григорянов, и шахтеры могут отдыхать) слезами, шептал: "О, маленькая девочка со взглядом волчицы!" Взгляд у трамвая и вправду был слегка затравленный, фары угрюмо косились на Григоряна, словно транспортное средство пыталось понять, чего этому зоофилу в шляпе от него нужно.
- Пойдём отсюда, - пугливо шепнул Кинчев, и рокеры пошли на рынок пешком, пугая своим непричёсанным видом впечатлительных бабушек. Вести этот небольшой отряд взялся Чиж: то ли он лучше знал, где находится рынок, то ли у остальных наступило коллективное помутнение рассудка. Поскольку все тактические перемещения рокеров в пространстве чем-то напоминали хождение евреев по пустыне за Моисеем и прочие туристические походы с целью ознакомления с местностью, Чиж решил для поддержания духа запеть песню (что касается поддержания тела, то тут всё обстояло гораздо сложнее. Пару раз Кинчев ловил падающее чижовское тело в 2-3 сантиметрах от лужи, БГ несколько раз отрывал Чигракова от столба, к которому наш пернатый друг лез лобызаться... Ох, и трудная это работа - из болота тащить обормота). Пока никто не успел изготовить кляп, Чиж заголосил:
- Пар-рень я мо-ло-дой...
Кинчев скептически оглядел Чигракова: последние остатки молодости сползли с него ещё 15 лет назад, не оставив даже прощальной записки. "Помыть бы его, что ли..." - мелькнула в костиной голове шальная мысль и тут же умерла, напоследок содрогнувшись в конвульсиях. Чиж жил по принципу "меньше метра - не грязь, больше - само отвалится". Последний раз он мылся, когда по ошибке сунул голову в стиральную машину, а было это давненько. Кстати, пока мы тут предавались меланхолическим воспоминаниям, с Чижом приключилась неприятность: в его открытый настежь для большого песенного размаха рот стреми- тельно влетела некая рыжая субстанция животного происхождения. При извлечении она дико сопротивлялась и издавала довольно неприятные звуки, напоминающие нам о худших минутах, проведённых нами на детском горшке. Самое забавное, что это существо (субстанция, а не горшок) оказалась птичкой чижом, семейства воробьиных. Всё это наводило на подозрения, что скоро рокерам предстоит столкнуться с Летовым. Так и произошло: за поворотом оказался тупик, в конце которого виднелась дверь. Над ней висела корявая табличка: "Биржа труда. Не проходи мимо! Широкие возможности: вы могли бы служить в разведке, вы могли бы играть в кино. Поиск талантов уфя..." Что этим "уфя" хотел сказать автор, неизвестно, скорее всего он решил внедрить в объявление элемент таинственности.
- Ребят, зайдём, а? - попросил Костя. - Я хочу дворником поработать, сменить обстановку...
- А чё? Я не против, - колыхнула Чижа, и БГ его поддержал морально, а в основном физически, приперев к стенке могучим плечом.
Внутри конторы было сыро, а в углу под красным стягом сидел Летов и грыз карандаш. Над ним на ниточках висели плакаты: "Мумию Ленина - в президенты!", "План - всем, и чтоб никто не ушёл обиженным!" и "Наши панки - самые чистые панки в мире".
- Мужики, шо вам здесь надо? - прохрипел Летов, недружелюбно поглядывая на рокеров.
- Я, Егор, в дворники решил пойти, - серьёзно и с пафосом сказал Костя, разглаживая ногой свезённый и помятый Чижом коврик, единственную отраду этого мрачного места.
- Ну ты, блин, даёшь. У нас тут не клуб дворникрв-любителей, а ООО "Юный коммунист".
- И сильно у вашего общества ограничена ответственность? - поинтересовался ехидный БГ.
- В пределах разумного, - уклончиво сказал Летов. - Мы тут вам не тили-тили, веников не вяжем!.. Мы носки вяжем, - смущённо добавил он.
- Ну тогда мы пойдем, пожалуй, - заторопился Костя и рокеры поспешили на воздух.
После часа плутаний они таки нашли небольшой базар, где-то в углу района (какие они все неправильные, даже район у них какой-то угловатый).
Вот уж где жизнь бурлила и била ключом, а так же ногами, руками и другими тяжёлыми предметами! У самого входа расположилась мясная лавка; за прилавком стоял Кипелов в белом колпаке и, отчаянно тряся половиной свиньи, с сильным грузинским акцентом рекламировал:
- Вай, да-ра-гой, возьми моё сердце! Возьми мою тушу, - и всё показывал какие-то потроха. Вегитарианцу БГ при виде этого безобразия скорчил такую мину, от которой колпак Кипелова огорчённо сполз на ухо, а сам мясник приуныл и замолчал. Базар продолжал шуметь:
- Превращаю в золото ртуть!
- Хочешь сладких апельсинов?
- Я торгую стеклом... из разбитых витрин...
- Лучшая птица - её едят! Нашу жуют уже много лет (от автора: жёсткая, однако, попалась курочка).
- Пробуйте настои и коренья! Зелье приворотное, отворотные и насмерть засушивающие.
К удивлённому этим многообразием форм общественного сознания Кинчеву неслышно подошла девушка, затянутая в чёрную кожу. Она посмотрела на Костю поверх тёмных очков и тихо предложила:
- Хочешь, я убью соседей, что мешают спать?..
Это была известная наёмная убийца Земфира, наводившая ужас на весь город. Доктор не испугался, а про себя подумал, что соседей жалко, а с женой он как-нибудь и сам справится (ну, наивный, что возьмёшь).
Доктора в этот день ждала большая неудача - картошки на базаре не было совсем, а около овощного ларька была огромная лужа, увеличивающаяся в размерах с каждой минутой. Причину этого необычного природного катаклизма открыл мудрый БГ: он углядел за стойкой бомжеватого вида молодого человека в старом военном мундире. Юноша неестественно дёргался, мял руками погоны и истерически рыдал, норовя боднуть головой пол:
- Полковнику никто не пишет, полковника никто не ждет...
- Что там такое случилось, а? - поинтересовался ничего не увидевший Кинчев у Гребня.
- Одинокий бомжик за витринным окном, - с материнской нежностью в голосе сказал Борис Борисыч, и потащил друзей куда-то вправо...
- Ты чё, Борь, дёргаешь? - возмутился Чиж. - Ик-кое ты имеешь право?
- Ребяты, мне нужно съездить в сумасшедший дом...
- Да никто в этом и не сомневается, - резонно сказал Костя.
Нет, ты дослушай! - вскипел БГ. - Мне должны дать там справку о том, что я здоров... Она продюсеру нужна зачем-то.
- Не-а, не дадут, - ухмыльнулся Чиж.
Несмотря на то, что затея Гребня с самого начала была обречена на провал, махровцы решили всё же посмотреть, как БГ будет доказывать, что он не верблюд, когда у него, метафорически говоря, горб свисает до ушей. Креза находилась неподалёку от базара, её было видно издалека. Верхний этаж горел красивым синим пламенем, на балконе металась худенькая девушка, прижимая к груди двух здоровых медведей и кричала:
- Эй, эй, земля! Залей меня!!! Снегом талым!
Никто, кроме испуганных, трясущихся все телом медведей, не обращал на неё внимания, и лишь июльское солнце наблюдало за тем, как девица сбросила с себя зверюшек, быстро скроила из юбки парашют и сиганула вниз.
В крезе было душно и пахло мышами. Из палат то и дело выбегали пациенты и вальсировали вокруг рокеров. Мимо Кинчева на деревянной лошадке весело проскакал Пётр Самойлов, напевая:
- В нашем сумасшедшем доме день открытых дверей...
В одной из комнат Вадим Самойлов тряс Глеба Самойлова и отчаянно дознавался:
- Любишь, любишь, любишь... или нет?!?!
Глеб смотрел на брата осоловелыми глазами и таинственно отвечал:
- Секрет...
Когда Кинчев заглянул к ним, Вадим уже достал из тумбочки орудие пытки - батон с изюмом - и продолжил допрос, злорадно хохоча и отпихивая Глеба от еды ногами.
К зазевавшемуся БГ тихо подкрался псих в пижаме и прошептал на ухо:
- Песню звонкую пропела и на изгородь взлетела птица в белых кружевах и шиншиловых мехах...
- Буська, ты ли это? - поразился Борис Борисыч, - Кто ж тебя до такой жизни довёл?
- Гибралтар... Лабрадор... - тихо и горестно прошептал Слава и пропал где-то во тьме.
- Эх, вот что с людями делает любовь... - вздохнул БГ и кинулся на поиски Вячеслава. Но нашёл только Чижа, которого пациенты затащили в палату, приняв за своего. На Чигракове наседала крупная немолодая женщина в юбочке колокольчиком, на голове у неё красовался огромный белый бант. Женщина истерически кричала: "Ты ушёл от меня к рыжей женщине хромой!!!" Чиж вяло сопротивлялся и больная, видя, что жертве всё до лампочки, отстала и начала вприпрыжку бегать по комнате, напевая что-то типа "ту-лу-ла-ту-ту-ту-ту...".
Гребенщиков схватил в охапку Чижа и побежал к главному врачу, не заметив при этом потери бойца Константина Кинчева. В кабинете врача было сухо и тепло, у двери висел плакат: "Тут вокруг такая тишина, что вовек не снилась вам, и за этой тишиной, как за стеной, будем вместе мы с тобой."
- Добро пожаловать, - поприветствовал Чижа и БГ главврач Макаревич. - Спешу сообщить, что отсюда не уходят. Располагайтесь, будьте, как дома...
- Нет уж, мы лучше пойдем, - испуганно сказал Гребенщиков и, дав по рукам Чигракову, который пытался добраться до медицинского спирта на столе Макара, побежал по направлению к выходу. Но когда он вбегал в дверь, что-то длинное и полосатое поймало его за голову, потрясло и кинуло. БГ упал навзничь и удивлённо посмотрел вверх: под самым потолком висел, мило дрыгаясь, Шевчук, кто-то, видимо, привязал его подтяжками к лампочке.
- Юрик, как уж тебя угораздило? - прошептал Гребенщиков, моргая одним глазом.
- Я искал дорогие объятия, И нашёл... и неплохо подвешен, - грустно сообщил Шевчук и почесал ногу, диковинно при этом изогнувшись.
БГ немного успокоился и решил, что раз уж он лёг, то хотя бы поспит, и, положив голову на порог, начал подгребать под себя половичок. Только он угнездился как следует, в кабинет ворвались три странных личности, и одна из них сильно отдавила Борису Борисычу нос, а другая начала метаться по Гребенщикову туда-сюда.
- Граждане психи, спокойнее, - вмешался Макар, видя, что БГ синеет и как-то неестественно пыхтит. - Назовите имена, и мы вас отведём по палатам.
Первый больной на эту реплику издал недоверчивое "иго-го" и, копнув ногой линолеум и Гребенщикова, протянул:
- Я маленькая лошадка... и мне живётся несладко.
- Другие психи обижают? - ласково спросил Макар и почесал страдальца за ухом, после чего больной довольно фыркнул и потребовал овса. В это время другой сумасшедший вполз по Шевчуку на лампочку, разбил её и, распластавшись на потолке, повис.
- Я сам себе и небо, и луна, - сказал он с пафосом и попытался расстегнуть пижаму. - Голая, довольная луна.
- А я одетый и злой главврач! - заявил Макар и, поймав психа за ногу, сдёрнул его вниз, причём тело бездыханно упало на было успокоившегося БГ. В это время встрепенулся третий сумасшедший:
- Вы главврач? Нет, правда? Я ваш новый пациент... - Ой, кое что забыл, - личность стремительно вылетела в дверь.
- Константин Кинчев, - сказал псих, возвратившись с кучей каких-то бумаг. Отогнав ногой с порога Гребенщикова, Костя бухнулся перед Макаром на колени и со страстью в голосе произнёс:
- Вот он я, посмотри, Господи, и ересь моя вся со мной, - при этих словах Кинчев сунул Андрею в руки пухлую стопку своих текстов.
- Как ты челобитную царю подаёшь, смерд?! - гневно сказал Макар. - Вон отсюда все!!!
Перепуганные психи, побитый БГ, истерзанный коврик - все рванули из кабинета, и больше их никто не видел.
***
Год спустя в этот же самый дурдом благополучно попал Шахрин и в первый же день пошёл на экскурсию - людей посмотреть, да себя показать. В первом помещении от туалета он увидел мелко трясущуюся заросшую волосами девушку, которая, виляя всей кормой, пыталась изобразить танец маленьких лебедей, и старушку-сиделку (приехали! Скоро старушки-качалки появятся!).
- Какая ещё девушка?! Да я самый натуральный мужчина в полном расцвете сил, - закричал Чиж, ибо это был именно он.
- Ой, простите, нехорошо получилось, - пробормотал побледневший Шахрин и сунул голову в соседнюю палату, на которой висела табличка "Лёгкое помешательство; мания величия". Там Кинчев старательно делал массаж Бусе.
- Слава, зачем он это тебе делает? - полюбопытствовал Шахрин.
- А затем... - с трудом промычал Буся. - Он - Доктор моего тела... а-ах- ты ёлы-палы... хо-ро-шо-о...
-А! Доктор! Костя! А я и не признал сразу, - обрадовался Володя. - Кстати, Костюль, ты был не прав. Ямайка так-таки продула...
- Я был не прав? Это странно... - надменно поднял брови Кинчев (мания величия была именно у него).
В это время в соседней комнате пили на троих БГ, Шевчук и коврик, причём последний пытался закусить Глебом Самойловым. А в глубине здания на цепях (их одолжили у металлистов) висел Макаревич, явно изображая картину "Прометей прикованный". Рядом с задумчивым видом стоял автор этого шедевра, художница Земфира, её чело время от времени прояснялось:
- А, да ... Анечка просила снять с него ещё и маечку. - и садистски потерев руки, Зема кинулась доделывать картину. Кстати, эта таинственная Анечка никто иная, как жена Кинчева, она недолюбливала Макара за то, что тот, решив пошутить, посоветовал ей мазать маслом сковородку не сверху, а снизу, Что из этого вышло, вообразите сами, сообщим только, что Анечка чуть не превратилась в шашлык, а Кинчев ещё две недели спустя отскребал золу со стен "Махорки".
А! Забыли сообщить? печень Макара-Прометея, по задумке Земфиры, терзал не орёл, а цирроз.
И ещё: автор хотел завершить эту часть "Махорки" грандиозным побоищем, но решил, что рокерам и так досталось, и успокоился. Вот, наверное, и всё... Грустно даже как-то - повесть дописана, ручка догрызена. Эх, тяжек труд летописца. Хоть бы пожалел кто... Вот.
(с) Гнездо, 2000
Опyбликовано в МС #3(81) - 2001.
[ назад на домашнюю страничку Коммандера ]